Skip to content
Ольга Орлова, ведущая программы «Гамбургский счет», расспросила Сергея Татевосова, докт. филол. наук, профессора МГУ имени М. В. Ломоносова.
Экспедиция в Мегеб
— Помните вашу первую экспедицию?
— Шел 1990 год. Я тогда был студентом третьего курса. Мы приехали в дагестанское село Мегеб. Даргинское село в окружении аварских и лакских сел. На следующее утро появилась местная девушка и сказала: «Комсомольская организация села приглашает комсомольцев МГУ вечером в клуб, чтобы поговорить про деятельность комсомола на современном этапе». Мы пришли в роскошный сельский клуб: дубовые панели, люстры и огромные портреты Ленина и Сталина по краям сцены. Уже несколько лет бушевала перестройка, прошел и закончился первый Съезд народных депутатов СССР. Я уже год как не состоял в комсомольской организации. Вот-вот всё рухнет, а тут Ленин, Сталин и комсомол. Это было невероятно трогательно.
— А как даргинцы общались с соседями? Вокруг были лакцы?
— Больше аварцы.
— Аварцы и даргинцы — они совсем друг друга не понимают?
— Ни малейшим образом. Эти языки далеки, как хинди и английский.
— Как они между собой общались?
— Главным образом по-русски. Но многие знают аварский. Языковая ситуация в Дагестане сложная. Официально там, насколько я помню, признается 26 языков. Но там как нигде сложно определить, где кончается язык и начинается диалект. И тут вступают в действие разные политические соображения. Даргинский язык, например, считается единым, хотя на самом деле, может быть, правильнее его анализировать как конгломерат отдельных языков, близкородственных, но уже разошедшихся достаточно, чтобы признавать их отдельными языками. Различия между тем, что в даргинском называется диалектами, никак не меньше, чем между русским и украинским, и уж точно больше, чем между русским и белорусским. Но если признать за диалектами статус отдельных языков, численность даргинцев значительно уменьшится. И это повлечет большие политические риски.
— Где-то еще такое случалось?
— Нечто похожее было с татарским языком. По-моему, собирались в какой-то момент признать язык крещеных татар отдельным языком. И это породило ровно те же трения. Сразу заискрило, сразу появились люди, которым от этого стало тревожно.
— Лингвисты могут выступать экспертами в таких случаях? Когда хотят принять политическое решение, обращаются к Вам?
— Не то чтобы я слышал о таких случаях в последнее время. Вроде бы в советское время ситуация была другая, но была и государственная политика: все, кто тогда сдавал обществоведение, помнят, что в билетах был вопрос «языковая политика и языковое строительство». Когда у тебя строительство, тебе нужны строители, каменщики, стропальщики. Нужны и те, кто материал подносит. Так что мнение специалистов тогда, кажется, все-таки каким-то образом звучало и учитывалось при принятии решений.
— Шел 1990 год. Я тогда был студентом третьего курса. Мы приехали в дагестанское село Мегеб. Даргинское село в окружении аварских и лакских сел. На следующее утро появилась местная девушка и сказала: «Комсомольская организация села приглашает комсомольцев МГУ вечером в клуб, чтобы поговорить про деятельность комсомола на современном этапе». Мы пришли в роскошный сельский клуб: дубовые панели, люстры и огромные портреты Ленина и Сталина по краям сцены. Уже несколько лет бушевала перестройка, прошел и закончился первый Съезд народных депутатов СССР. Я уже год как не состоял в комсомольской организации. Вот-вот всё рухнет, а тут Ленин, Сталин и комсомол. Это было невероятно трогательно.
— А как даргинцы общались с соседями? Вокруг были лакцы?
— Больше аварцы.
— Аварцы и даргинцы — они совсем друг друга не понимают?
— Ни малейшим образом. Эти языки далеки, как хинди и английский.
— Как они между собой общались?
— Главным образом по-русски. Но многие знают аварский. Языковая ситуация в Дагестане сложная. Официально там, насколько я помню, признается 26 языков. Но там как нигде сложно определить, где кончается язык и начинается диалект. И тут вступают в действие разные политические соображения. Даргинский язык, например, считается единым, хотя на самом деле, может быть, правильнее его анализировать как конгломерат отдельных языков, близкородственных, но уже разошедшихся достаточно, чтобы признавать их отдельными языками. Различия между тем, что в даргинском называется диалектами, никак не меньше, чем между русским и украинским, и уж точно больше, чем между русским и белорусским. Но если признать за диалектами статус отдельных языков, численность даргинцев значительно уменьшится. И это повлечет большие политические риски.
— Где-то еще такое случалось?
— Нечто похожее было с татарским языком. По-моему, собирались в какой-то момент признать язык крещеных татар отдельным языком. И это породило ровно те же трения. Сразу заискрило, сразу появились люди, которым от этого стало тревожно.
— Лингвисты могут выступать экспертами в таких случаях? Когда хотят принять политическое решение, обращаются к Вам?
— Не то чтобы я слышал о таких случаях в последнее время. Вроде бы в советское время ситуация была другая, но была и государственная политика: все, кто тогда сдавал обществоведение, помнят, что в билетах был вопрос «языковая политика и языковое строительство». Когда у тебя строительство, тебе нужны строители, каменщики, стропальщики. Нужны и те, кто материал подносит. Так что мнение специалистов тогда, кажется, все-таки каким-то образом звучало и учитывалось при принятии решений.